Мне говорили, что мой папа, молодой еще человек, – на войну он ушел 33-х лет от роду, – очень любил красивые вещи. И по мере возможности украшал ими жизнь. Когда началась война, мы эвакуировались, и все это красивое осталось и ухнуло в черную дыру. А когда мы все, (кроме отца и бабушки) вопреки козням судьбы все-таки вернулись живыми и относительно здоровыми, совестливые соседи стали сносить нам то, что осталось и сохранилось. Об этом я написала в своей повестушке «Двор».
Но «в этой маленькой корзинке» осталось еще кое-что, не подвергшееся учету и описанию. Например, два предмета, которые я помню с самого детства, - Настольная Лампа и Кувшин, – ждут терпеливо своей очереди.
Вероятно, мой папа, выросший в довольно не бедной семье, имел какие-то свои представления о стиле и красоте. Поэтому эти две вещи, приобретенные в разное время и в разных местах, оказались исполнены в одной, как говорится, теме и манере, – подводного или морского царства. Описываю по возможности кратко и по возможности достоверно:
Кувшин представляет из себя толстого пузом Посейдона, скажем. Устье кувшина - его лицо и губы, дующие и нагоняющие волну, видимо. А на поверхности кувшина – всякая подводная живность и растительность. Рисунки эти выполнены не плоско, а в технике горельефа – литье, вероятно. Ручкой ему служит барышня, изогнувшаяся изящно и, я бы даже сказала, вполне сексуально в попытках вытащить сеть с уловом. Внизу там еще парнишка маленький болтается, то ли под юбочку ей заглядывает, то ли сеть помогает вытащить, то ли вообще там живет. Кувшин некогда был посеребрен, а теперь потемнел, но все равно красив.
Лампа, напротив, бронзовая. Стоит на трех лапах какого-то морского чудища, потом небольшой пьедестал из переплетенных морских гадов. Стойка лампы – мальчик, опутанный сетью, и он же, как Атлант, поддерживает корпус абажура. В который некогда вставлялся плафон, сверху зеленый, внутри белый. Мама называла это «бисквит». «Включить-выключить» совершалось поворотом такой штучки, как раньше на старинных дверных звонках.
Под этой лампой, в ее световом кругу, проходило детство, в значительной мере состоявшее из запойного чтения. Не знаю, как уцелели эти вещи уже после войны, когда времена были очень тяжелые – то ли тогда это все не очень ценилось, то ли, как я теперь понимаю, не рассматривались вообще как нечто, подлежащее продаже.
Когда мы уезжали в Германию, оказалось, что вывезти лампу и кувшин нельзя. Не то, чтобы эксперты в штатском из нашего Министерства культуры, куда я предъявила фотографии семейных раритетов, считало их антиквариатом. Нет, говорили они. Но пока нельзя. Может, попозже.
И кувшин с лампой временно поселились у моей подружки.
Прошлым летом ко мне позвонила подруга Витуся. Они с мужем из Канады летели в Киев. Она спрашивала, когда лучше им ко мне приехать – до Киева или после. Я, естественно, сказала – когда угодно. А какая разница? А разница такая, – сказала мудрая подруга, - это зависит от того, нужно ли тебе что-то в Киев передать, или из Киева привезти. И тогда вдруг мне пришло в голову попробовать совершить «возвращение домой». Мы обсудили все, вплоть до возможных сложностей на выезде. Договорились, что в случае не прохождения вещи отдадут провожающим – это можно.
А у Витуси вообще все просто, она у нас признанный автор неосуществимых на первый взгляд проектов. Но только на первый! Она сказала: «Никаких проблем!»
…И вот идут Лёня с Витой на регистрацию, предварительно договорившись с провожавшим их джентльменом, что в случае неудачи отдадут это все ему. А у них сумки и чемоданы бухнули на ленточку, навесили ярлыки – и поехало. Возрадовались тут они, отпустили своего приятеля и спокойно пошли на личный досмотр.
И вдруг - Некто официальный с их сумкой в руках.
- А кто здесь N.?
- Мы
- Пройдемте.
И пошли они, бедные, не зная точно, что их ждет.
- А что это у вас в сумке?
- В сумке? - (это Лёня) - Вита, а что это у нас в сумке?
- А, наверное, то, что мы вчера на Андреевском купили?
Андреевский спуск – это наш киевский Монмартр. Продаются «произведения искусства».
- Покажите. Так. Сейчас позову нашего искусствоведа.
Пришла искусствовед. На вид, опять же, – в штатском. Долго вертела кувшин, колупала пальчиком покрытие – не платина ли, потом сказала:
- Ну, это можете взять.
Витка быстро сунула кувшин в сумку. Пришла очередь лампы.
- Это бронза. Цветной металл. Не знаю…
И тут Лёня твердым мужским голосом сказал:
- Господа, мы опаздываем на самолет. Решайте. Мы не очень-то и рискуем. Вита, сколько она стоила?
Витуся — лживо, но правдиво:
- Шестьдесят гривен.
- Этим мы можем и пожертвовать.
Дама сказала:
- Ну, берите.
И они взяли. И привезли мне. Я чуть с ума не сошла – и от радости, и от всей этой истории, которая, слава Богу, кончилась хорошо. Всё же семейная реликвия и память.
Теперь пытаюсь всучить детишкам: старшим – лампу, младшим – кувшин. А они упираются, говорят – оно всё у тебя очень хорошо смотрится.
Вот оно и стоит. Приятно.
Такие героические друзья не всем даются!
© Copyright: Клавдия Лейбова, 2012
Свидетельство о публикации №21201301329
